Полу-жизнь. Часть V. Меч Зигфрида
Теперь, вдвоём, воевать было гораздо легче. Меньше приходилось раздумывать и планировать. Да, впрочем, времени на это, практически и не оставалось. Фикусов, послушно выполняя приказания сержанта, отчаянно рискуя, воодушевлённо сражался с пауками, невзирая на почти растраченный боекомплект. Временами, в короткие паузы между сражениями, он, прячась за какой-нибудь грудой кирпича, или проползая по дну канавы в чёрно-кровавой жиже, падая кевларовым брюхом на бетонную плиту, или скатываясь в воронку развороченного взрывом асфальта, силился вспомнить что-то очень важное, но не успевал. Очередная тварь, алчно сияя из-под панциря красными лазерами глазок, набросившись неожиданно и стремительно, заставляла, позабыв обо всём, яростно обороняться. Каждое нападение врага было совершенно непредсказуемым.
Переживаемый стресс, заставлял Павла буквально изливать пот ужаса, перемешанный с эндорфинами и адреналином. Не легче было и Димке. Он, прикрывая Павла с тыла, отчаянно крутил головой во все стороны, так же приседал и полз пластуном. Конечно, враги, в большей степени, нападали с фронта, но Фикусов никак не позавидовал бы сержанту, вынужденному мгновенно оценивать ситуацию, и быстро, по-деловому отдавать лаконичные приказания. Фабрика давно уже осталась позади.
Оставшаяся горстка бойцов, с невероятными потерями, отступала к центру города. Здесь, на его кривых улочках, заваленных трупами гражданских штафирок, загромождённых дымящимися остатками бронетехники, было несколько легче. Клещи, предпочитавшие пыльную сухость помещений слякоти и ливню, больше не донимали укусами. Но всё более крупные и страшные твари, в отличие от хищных пауков, охотившиеся поодиночке или парами, нападавшие казалось из ниоткуда, сокращали отряд более эффективно.
Интеллект, демонстрируемый гадами, поражал своей подлой изощрённостью. Так, например, огромная зелёная тварь, напоминающая богомола, но, в отличие от него, необычайно резкая и смекалистая, подкарауливала солдат, спрятавшись за угол. Заслышав приближающихся людей, она выскакивала перед ними, и, взмахнув огромными клешнями, жутко визжа, бросалась вперёд. Но, встретив свинцовую стену пуль, которые горохом отскакивали от её хитинового панциря, быстро ретировалась, и, проскакав по параллельному переулку, выйдя в тыл отряду, молниеносным ударом шипастой лапы пронзив какого-нибудь солдата, тут же пряталась с окровавленной, извивающейся в конвульсиях добычей, жадно пожирая ещё живую плоть.
Расстреляв последний магазин, Фикусов, прижавшись спиной к грязному колесу оплавленного бронетранспортёра, порывисто дышал, обливаясь потом и вздрагивая. Сведённая судорогой левая икра, уже не реагировала на уколы грязной, обломившейся иглы шприца. Зияющая рваная рана на правом предплечье, сочилась кровью, струйками, огибавшими оголённую кость, стекавшей по пятнистым лохмотьям обмундирования. Расколотый шлем, каким-то чудом держался на мокрой, в ссадинах и кровоподтёках, голове. Правый глаз затёк синевой, и почти не открывался. Левый рукав, аккуратно откромсанный по локоть, завершался второпях намотанной, влажной от тёмно-красной, свернувшейся крови, повязкой.
Сержант Курочкин, лежавший напротив, сумел, однако, сохранить все конечности, и, помимо прочего, ранец с боекомплектом и аптечкой, по-прежнему плотно прилегал к его спине. По-доброму позавидовав изворотливости товарища, Фикусов отбросил бесполезный автомат. Оглядевшись, он заметил лежащий неподалёку, острый, зазубренный шип, которым заканчивалась оторванная выстрелами, боевая конечность хищного паука. Из последних сил, подтягиваясь слабеющей с каждой минутой, правой рукой, Павел подобрался к шипу. Зацепив его носком ботинка, подгрёб к себе. Ухватив за острый конец, потянул хитиновый меч за собой, обратно к бронемашине. Вернувшись к колесу, Фикусов, приподнял меч над собой, и, с усилием улыбнувшись сержанту, потряс новым оружием над головой, как бы говоря: ещё повоюем! Курочкин улыбнулся в ответ, и, пристегнув новый магазин к автомату, перевернулся на живот.
Со стороны площади, на шести, сгибающихся пополам, высоченных хитиновых ходулях, к отряду приближался полосатый, похожий на водомерку, жук. Длиной не менее десяти метров, его полупрозрачное туловище, матово светилось изнутри ярко-синим сиянием. Не дойдя до позиции отряда около двухсот метров, водомерка, что-то услышав, остановился. Повернув узкую морду, заканчивающуюся прямым, коротким хоботом, в направлении людей, жук как-то странно задёргался, будто в конвульсиях. Частота сокращений полупрозрачной гадины очень быстро достигла величины нескольких колебаний в секунду. Низкое жужжание, наращивая амплитуду, сводило с ума. Вдруг, мгновенно прекратив дрожь, водомерка резко поджал брюхо, и выплеснул через носовой отросток струю светящейся жидкости.
Рассеявшись в воздухе жгучими каплями, кислота пролилась на солдат. Прикрытый броневиком, Фикусов не пострадал, но остальные, все, кто попал под маслянистый, пузырящийся дождь, жутко стеная, буквально таяли на глазах, растворяясь и перемешиваясь с дорожной грязью. Повернувшись к сержанту, Павел увидел, что рост Курочкина сократился ровно на длину растаявших ног. Корчась от боли, опираясь на одну руку, Дима тянулся к Фикусову растопыренными пальцами другой. Развернувшись поудобнее, Пашка протянул другу тупой конец шипа. Курочкин вцепился в него, что было сил. Напрягшись, Фикусов потянул шип к себе. Увидев приближающегося к Димке богомола, Пашка ещё сильнее, разрывая сухожилия, рванул хитиновый меч на себя. Но острая пика клешни богомола, пробив крестец Курочкина, резко остановила движение. Вмиг ослабевшие руки разжались, и шип, прорвав ткань куртки аккурат между пластинками кевлара, вонзился в наполнившееся сердце. Фикусов захрипел, и глухо брякнулся на пол своей комнаты.
Откинувшись на спинку кресла, трясясь всем телом, Дима, широко раскрытыми глазами, досматривал видеоролик, завершавший второй уровень. Мерно поблёскивал светодиод кард-ридера, новая карточка наполнялась очередным фрагментом протокола.
Стоявший у подъезда парень, в жёлтой кепке, с матерчатой сумкой на длинной лямке, проводил взглядом завывающий микроавтобус с красными крестиками на бортах, быстро повернулся направо, и заспешил к остановке.
Переживаемый стресс, заставлял Павла буквально изливать пот ужаса, перемешанный с эндорфинами и адреналином. Не легче было и Димке. Он, прикрывая Павла с тыла, отчаянно крутил головой во все стороны, так же приседал и полз пластуном. Конечно, враги, в большей степени, нападали с фронта, но Фикусов никак не позавидовал бы сержанту, вынужденному мгновенно оценивать ситуацию, и быстро, по-деловому отдавать лаконичные приказания. Фабрика давно уже осталась позади.
Оставшаяся горстка бойцов, с невероятными потерями, отступала к центру города. Здесь, на его кривых улочках, заваленных трупами гражданских штафирок, загромождённых дымящимися остатками бронетехники, было несколько легче. Клещи, предпочитавшие пыльную сухость помещений слякоти и ливню, больше не донимали укусами. Но всё более крупные и страшные твари, в отличие от хищных пауков, охотившиеся поодиночке или парами, нападавшие казалось из ниоткуда, сокращали отряд более эффективно.
Интеллект, демонстрируемый гадами, поражал своей подлой изощрённостью. Так, например, огромная зелёная тварь, напоминающая богомола, но, в отличие от него, необычайно резкая и смекалистая, подкарауливала солдат, спрятавшись за угол. Заслышав приближающихся людей, она выскакивала перед ними, и, взмахнув огромными клешнями, жутко визжа, бросалась вперёд. Но, встретив свинцовую стену пуль, которые горохом отскакивали от её хитинового панциря, быстро ретировалась, и, проскакав по параллельному переулку, выйдя в тыл отряду, молниеносным ударом шипастой лапы пронзив какого-нибудь солдата, тут же пряталась с окровавленной, извивающейся в конвульсиях добычей, жадно пожирая ещё живую плоть.
Расстреляв последний магазин, Фикусов, прижавшись спиной к грязному колесу оплавленного бронетранспортёра, порывисто дышал, обливаясь потом и вздрагивая. Сведённая судорогой левая икра, уже не реагировала на уколы грязной, обломившейся иглы шприца. Зияющая рваная рана на правом предплечье, сочилась кровью, струйками, огибавшими оголённую кость, стекавшей по пятнистым лохмотьям обмундирования. Расколотый шлем, каким-то чудом держался на мокрой, в ссадинах и кровоподтёках, голове. Правый глаз затёк синевой, и почти не открывался. Левый рукав, аккуратно откромсанный по локоть, завершался второпях намотанной, влажной от тёмно-красной, свернувшейся крови, повязкой.
Сержант Курочкин, лежавший напротив, сумел, однако, сохранить все конечности, и, помимо прочего, ранец с боекомплектом и аптечкой, по-прежнему плотно прилегал к его спине. По-доброму позавидовав изворотливости товарища, Фикусов отбросил бесполезный автомат. Оглядевшись, он заметил лежащий неподалёку, острый, зазубренный шип, которым заканчивалась оторванная выстрелами, боевая конечность хищного паука. Из последних сил, подтягиваясь слабеющей с каждой минутой, правой рукой, Павел подобрался к шипу. Зацепив его носком ботинка, подгрёб к себе. Ухватив за острый конец, потянул хитиновый меч за собой, обратно к бронемашине. Вернувшись к колесу, Фикусов, приподнял меч над собой, и, с усилием улыбнувшись сержанту, потряс новым оружием над головой, как бы говоря: ещё повоюем! Курочкин улыбнулся в ответ, и, пристегнув новый магазин к автомату, перевернулся на живот.
Со стороны площади, на шести, сгибающихся пополам, высоченных хитиновых ходулях, к отряду приближался полосатый, похожий на водомерку, жук. Длиной не менее десяти метров, его полупрозрачное туловище, матово светилось изнутри ярко-синим сиянием. Не дойдя до позиции отряда около двухсот метров, водомерка, что-то услышав, остановился. Повернув узкую морду, заканчивающуюся прямым, коротким хоботом, в направлении людей, жук как-то странно задёргался, будто в конвульсиях. Частота сокращений полупрозрачной гадины очень быстро достигла величины нескольких колебаний в секунду. Низкое жужжание, наращивая амплитуду, сводило с ума. Вдруг, мгновенно прекратив дрожь, водомерка резко поджал брюхо, и выплеснул через носовой отросток струю светящейся жидкости.
Рассеявшись в воздухе жгучими каплями, кислота пролилась на солдат. Прикрытый броневиком, Фикусов не пострадал, но остальные, все, кто попал под маслянистый, пузырящийся дождь, жутко стеная, буквально таяли на глазах, растворяясь и перемешиваясь с дорожной грязью. Повернувшись к сержанту, Павел увидел, что рост Курочкина сократился ровно на длину растаявших ног. Корчась от боли, опираясь на одну руку, Дима тянулся к Фикусову растопыренными пальцами другой. Развернувшись поудобнее, Пашка протянул другу тупой конец шипа. Курочкин вцепился в него, что было сил. Напрягшись, Фикусов потянул шип к себе. Увидев приближающегося к Димке богомола, Пашка ещё сильнее, разрывая сухожилия, рванул хитиновый меч на себя. Но острая пика клешни богомола, пробив крестец Курочкина, резко остановила движение. Вмиг ослабевшие руки разжались, и шип, прорвав ткань куртки аккурат между пластинками кевлара, вонзился в наполнившееся сердце. Фикусов захрипел, и глухо брякнулся на пол своей комнаты.
Откинувшись на спинку кресла, трясясь всем телом, Дима, широко раскрытыми глазами, досматривал видеоролик, завершавший второй уровень. Мерно поблёскивал светодиод кард-ридера, новая карточка наполнялась очередным фрагментом протокола.
Стоявший у подъезда парень, в жёлтой кепке, с матерчатой сумкой на длинной лямке, проводил взглядом завывающий микроавтобус с красными крестиками на бортах, быстро повернулся направо, и заспешил к остановке.
Ратеев А. М.
