Полу-жизнь. Часть VII. Торжествующий рёв Ники
Ярко освещённый подиум, ослепляющие разноцветные лучи прожекторов, лазерные узоры, грохот оркестра, взвизги толпы, оскалившейся тысячами улыбок, грубо оцифрованным аудиовизуальным рядом, с неимоверными трудами пробивались сквозь ватное, прозрачное облако равнодушия, окружавшее кибербогатыря. Маленькое, с истончёнными стенками камер, с каждым виртуальным боем теряющее эластичность, сердце Курочкина, неровно, с замираниями и учащениями, трепыхалось за узкой, перекошенной, по-детски недоразвитой, клеткой рёбер.
Глухой гул в отяжелевшей от многосуточной бессонницы голове, жёлтый румянец тонкой, шелушащейся кожи, неимоверная усталость и неестественное, хаотическими импульсами накатывающее возбуждение, вкупе с абсолютным отсутствием радости, казалось, бледным сиянием исходили от опустошённого, с трудом балансирующего на грани сознания, победителя. Льюэн, лично вручая огромный чек еле стоящему на ногах Курочкину, с некоторой брезгливостью отметил плачевный облик героя. Да, искусственное подхлёстывание физиологии истощало слабые, не до конца сформировавшиеся тела геймеров, но объёмы продуцирования эндорфинов, прямо пропорционально зависели от накала виртуальных страстей и степени погружения в воображаемую реальность.
Дима, с трудом растягивая губы в вымученную улыбку, рассеянным взглядом скользя по чужим лицам, казалось, кого-то искал в аплодирующей толпе. Нелепая смерть Фикусова, мысль о своей вине в которой, Курочкин достаточно быстро вымарал из подсознания, впечатляла всё меньше и меньше. Переход на следующий уровень, перевоплощение в хищного паука, а затем и в жуткого, монстроподобного, гигантского скарабея, отвлекли мысли и заполнили, оставшиеся до конца соревнования, сутки.
И вот сейчас, в самый пафосный момент, тупое недоумение от неожиданной развязки лямбды, перемешалось с нарастающим изнутри необъяснимым голодом, который спазмами воображения пробуждал болезненный аппетит, блёклыми явлениями действительности утолить который, было абсолютно нереально. Но, стоя на ватных, подгибающихся ногах, торжествуя из последних сил, Дима почти физически ощущал, как миллионы юных неудачников, в таких же, как и у него, но значительно менее радостных ломках, корчились у своих многоцветных дисплеев.
Выключив телевизор, Пётр Михайлович Ендовой, неторопливо потыкав в кнопочки услужливо поданного калькулятора, рассчитав суммы вычетов с немалого, даже по масштабам Запада, бонуса, усмехнулся, сладко потянувшись, хрустнул косточками, и задумчиво произнёс:
— Да-а-а, на квартиру с машиной, парню хватит. А скорее всего — на компьютер. — И, развернув стерильную салфетку, аккуратно навернул ингалятор на матовый, излучающий малиновое сияние, флакон.
Тихое, но отчётливое пшик-пшик, вылетевшее в распахнутую форточку, усиленное шелестом ветра в верхушках подсохших, разлапистых пирамид хвойного бора, тысячекратно отразилось в кабинетах и спальнях, ваннах грязелечебниц и операционных, тренажёрных залах и шикарных каютах несущихся с огромными скоростями трансконтинентальных лайнеров.
Глухой гул в отяжелевшей от многосуточной бессонницы голове, жёлтый румянец тонкой, шелушащейся кожи, неимоверная усталость и неестественное, хаотическими импульсами накатывающее возбуждение, вкупе с абсолютным отсутствием радости, казалось, бледным сиянием исходили от опустошённого, с трудом балансирующего на грани сознания, победителя. Льюэн, лично вручая огромный чек еле стоящему на ногах Курочкину, с некоторой брезгливостью отметил плачевный облик героя. Да, искусственное подхлёстывание физиологии истощало слабые, не до конца сформировавшиеся тела геймеров, но объёмы продуцирования эндорфинов, прямо пропорционально зависели от накала виртуальных страстей и степени погружения в воображаемую реальность.
Дима, с трудом растягивая губы в вымученную улыбку, рассеянным взглядом скользя по чужим лицам, казалось, кого-то искал в аплодирующей толпе. Нелепая смерть Фикусова, мысль о своей вине в которой, Курочкин достаточно быстро вымарал из подсознания, впечатляла всё меньше и меньше. Переход на следующий уровень, перевоплощение в хищного паука, а затем и в жуткого, монстроподобного, гигантского скарабея, отвлекли мысли и заполнили, оставшиеся до конца соревнования, сутки.
И вот сейчас, в самый пафосный момент, тупое недоумение от неожиданной развязки лямбды, перемешалось с нарастающим изнутри необъяснимым голодом, который спазмами воображения пробуждал болезненный аппетит, блёклыми явлениями действительности утолить который, было абсолютно нереально. Но, стоя на ватных, подгибающихся ногах, торжествуя из последних сил, Дима почти физически ощущал, как миллионы юных неудачников, в таких же, как и у него, но значительно менее радостных ломках, корчились у своих многоцветных дисплеев.
Выключив телевизор, Пётр Михайлович Ендовой, неторопливо потыкав в кнопочки услужливо поданного калькулятора, рассчитав суммы вычетов с немалого, даже по масштабам Запада, бонуса, усмехнулся, сладко потянувшись, хрустнул косточками, и задумчиво произнёс:
— Да-а-а, на квартиру с машиной, парню хватит. А скорее всего — на компьютер. — И, развернув стерильную салфетку, аккуратно навернул ингалятор на матовый, излучающий малиновое сияние, флакон.
Тихое, но отчётливое пшик-пшик, вылетевшее в распахнутую форточку, усиленное шелестом ветра в верхушках подсохших, разлапистых пирамид хвойного бора, тысячекратно отразилось в кабинетах и спальнях, ваннах грязелечебниц и операционных, тренажёрных залах и шикарных каютах несущихся с огромными скоростями трансконтинентальных лайнеров.
Ратеев А. М.
